Биография " Франклин Делано Рузвельт/Franklin Delano Roosevelt " Рузвельтявляется
самым выдающимся, мощным и результативным политиком США в XX веке. Он
был президентом военного времени. Самый тяжелый экономический кризис с
начала промышленной революции и до сегодняшних дней, самая крупная война
мировой истории дали ему двойной шанс для исторического величия.
В свое время современники не только безгранично уважали его, но и
резко критиковали и даже ненавидели, в свете же дистанции его вес
возрастает по трем причинам: во-первых, с редким единодушием историки и
политологи разделяют точку зрения, что "Ф.Д.Р." является основателем
современного американского института президентов.
Во-вторых: начиная с
пребывания его на посту президента интервенционное государство и
смешанная экономика (mixed economy), в которые федеральное правительство
в Вашингтоне вмешивается регулируя, поправляя, планируя и управляя,
принадлежат к повседневной жизни американцев.
В-третьих: во внешней
политике он с несгибаемой волей принял раньше, чем большинство
американцев, вызов немецкого национал-социализма, японского империализма
и итальянского фашизма. Когда в 1940/41 годах на карту было поставлено
будущее западной цивилизации, он был последней надеждой демократов и
прямой альтернативой Гитлеру. Благодаря необычному сочетанию сознания
силы и призвания, крепости нервов и тактических тонкостей он
воспрепятствовал тому, чтобы США изолировались в Западном полушарии.
Рузвельт был великим победителем второй мировой войны, и когда он умер,
США стали новой супердержавой мира.
Его планы послевоенного порядка потерпели крах. Ни Объединенные
Нации, ни кооперация с Советским Союзом, ни сотрудничество четырех
"полицейских мира" США, Советского Союза, Великобритании и Китая не
стали определяющими факторами послевоенной политики. Также и неделимый,
либерально-капиталистический мировой рынок остался иллюзией.
Франклин Делано Рузвельт родился 30 января 1882 года на солнечной
стороне общества. Дом, где он родился, находился в Гайд-Парке, это было
просторное поместье на реке Гудзон между Нью-Йорком и Олбани. Франклин
был единственным ребенком от второго брака его тогда 54-летнего отца
Джеймса Рузвельта с Сарой, которая была на 26 лет моложе мужа и принесла
приданое в один миллион долларов. Отец вел размеренную жизнь сельского
дворянина из лучших новоанглийских семей голландского происхождения. Он
был одновременно фермером, коммерсантом и светским человеком, который
так же любил оперу и театр, как и регулярные поездки в Европу. Хотя
состояние Рузвельтов не шло в сравнение с новобогатыми Вандербильтами и
Рокфеллерами, их общественное положение среди ведущих семей Новой Англии
было неуязвимо.
Джеймс и Сара дали своему единственному и любимому сыну
соответствующее положению, бережное и одновременно богатое событиями и
идеями воспитание. Естественная надежность, которую излучали родители и
родительский дом, перешла на восприятие жизни сына и заложила основу его
непоколебимой уверенности в себе и мире.
Эта уверенность в себе и чрезвычайная самодисциплина помогли ему,
когда он в 1921 году тяжело заболел полиомиелитом. Несмотря на с большой
энергией проводимые попытки в течение многих лет победить болезнь,
Рузвельт остался парализованным и привязанным к инвалидной коляске. Без
помощи стальных шин весом в десять фунтов он не мог стоять, только на
костылях медленно и понемножку передвигался. Как бы внутренне он ни
роптал на судьбу, внешне надевал безукоризненную маску, полную надежд и
уверенности. Он запретил себе всякую мысль о разочарованности и жалости к
себе, а своему окружению - любой сентиментальный жест.
Болезнь изменила также и его жену Элеонор и характер их брака.
Рузвельт женился на Элеонор Рузвельт, дальней родственнице пятой степени
родства из долины Гудзона и племяннице президента Теодора Рузвельта, в
1905 году. Первый ребенок, дочь, родилась в 1906 году, в последующие 10
лет родилось еще 5 сыновей, один из которых умер в возрасте 8 месяцев.
Из первоначально робкой на публике и скромной домохозяйки и матери шаг
за шагом сформировалась "Элеонор", женщина, которой, возможно, больше
всех восхищались в Соединенных Штатах в 30-е и 40-е годы. Наряду с ее
многосторонней социально-политической деятельностью, ее неутомимым
выступлением за равноправие женщин и профсоюзное движение, вообще за
угнетенных, униженных и бедных в американском обществе, наряду с ее
деятельностью в качестве учительницы, автора передовых статей, оратора и
организатора она, особенно с 1922 по 1928 годы, стала заместителем
Рузвельта и контактным лицом с демократической партией. Брак превратился
в политическое рабочее содружество, в котором руководимая
христианско-социальными убеждениями Элеонор воплощала -"левую совесть"
Рузвельта и в котором с течением лет возрастал ее собственный авторитет,
но она по убеждению всегда признавала политическое первенство своего
мужа. Для Элеонор эта смена роли означала одновременно бегство от
внутреннего одиночества. Потому что афера Рузвельта в первую мировую
войну с Люси Мерсер, привлекательной секретаршей Элеонор, вызвала
трещину в их браке, никогда более не склеенную. С вступлением на пост
президента в 1933 году Элеонор была вынуждена оставить надежду на то,
что ее муж выделит для нее место в своей жизни, которого она так желала:
место равноправной доверенной и партнерши, разделявшей самые глубокие
надежды и разочарования.
Блистательный, остроумный и очаровательный
Рузвельт, который еще до своего президентства как магнит притягивал
мужчин и женщин, использовал их для своих политических амбиций и ожидал
от них абсолютной лояльности, никому не открывая своих сокровенных
чувств, даже своей жене.
После посещения одной из самых изысканных частных школ страны в
Гротоне Рузвельт с 1900 по 1904 годы учился в колледже Гарварда, а потом
с 1904 по 1907 годы был студентом правоведения в университете Колумбии.
Он отказался от академического завершения учебы, сдал экзамен
нью-йоркской палате адвокатов и поступил на службу в знаменитую
нью-йоркскую адвокатскую контору в качестве умеренно оплачиваемого
стажера. Так как он не испытывал никакой тяги вникать в детали
экономического права и права картелей и уже имел финансовое обеспечение и
социальное признание, то единственным объектом его ярко выраженного
честолюбия стала политика. К тому же был еще пример Теодора Рузвельта,
которого Франклин и Элеонор много раз посещали в Белом доме. Без всякой
иронии в ходе беседы Рузвельт разработал четкий график движения наверх: в
благоприятный для демократической партии год выборов он хотел
попытаться стать депутатом парламента в штате Нью-Йорк, потом его
карьера должна следовать по пути Теодора Рузвельта: государственный
секретарь в министерстве военно-морского флота, губернатор штата
Нью-Йорк, президент.
По этому образцу его карьера и развивалась. В ноябре 1910 года он
стал секретарем штата Нью-Йорк, в парламенте которого связал свою судьбу
с "прогрессивными" демократами. В марте 1913 год а был назначен
государственным секретарем министерства военно-морского флота,
должность, обязанности которой он с восторгом исполнял семь лет. В 1920
году демократическая партия назначила его даже кандидатом на пост
вице-президента. Год спустя после поражения демократов на президентских
выборах и после его заболевания полиомиелитом он связал надежду на
окончательное выздоровление с планом возвращения в политику. В 1928 и
1930 годах Рузвельт стал губернатором штата Нью-Йорк, 8 ноября 1932 года
после ожесточенной предвыборной борьбы против находящегося в должности
президента Герберта Гувера он был избран президентом США.
"Эта предвыборная борьба больше, чем борьба между двумя мужчинами.
Это больше, чем борьба между двумя партиями. Это борьба между двумя
точками зрения на цель и задачи правительства". Это предвыборное
высказывание президента Гувера могло, бы слово в слово принадлежать
Рузвельту, так как по смыслу он утверждал то же самое в ходе своей
предвыборной борьбы. В страстной полемике о причинах и о преодолении
экономического кризиса, с которым явно не справилось правительство
Гувера, вопрос о том, имеет ли федеральное правительство во главе с
президентом право и обязанность, и в какой степени, вмешиваться для
регулирования и наведения порядка в экономику США с целью устранения
кризиса и нужды, являлся решающей противоположностью между обоими
кандидатами. Вопрос касался ядра американского самопонимания. Глубокий и
пожизненный антагонизм между Рузвельтом и Гувером основывался на их
несовместимых взглядах на функцию правительства.
В то время как Гувер взывал к классическим американским
добродетелям индивидуализма и добревольности и предостерегал от
тиранства государства, Рузвельт агитировал за самую радикальную
государственно-интервенционистскую программу планирования, которая до
тех пор еще не формулировалась в мирное время кандидатом в президенты.
Уже весной 1930 года он написал: "Для меня не подлежит сомнению то, что
страна должна быть довольно радикальной, по крайней мере для одного
поколения. История учит, что нации, у которых это время от времени
происходит, избавлены от революций". Он понимал себя как хранителя и
новатора, как сторонника традиций и прогресса одновременно. Никогда не
собирался подвергать сомнению такие основы американской системы, как
частная собственность, мотивация прибыли, региональное и функциональное
разделение власти, свобода прессы и свобода вероисповедания. Несмотря на
резкие выпады против корыстолюбцев на вершине социальной пирамиды, он
не был идеологом классовой борьбы. Это бы глубоко противоречило его
основному убеждению, что президент является защитником общественных
интересов. Он, конечно, не был марксистом или социалистом, как утверждал
Гувер на заключительной фазе предвыборной борьбы. Так же мало хотел
быть классифицированным как капиталист.
На вопрос о его политических
убеждениях мог с обезоруживающей простотой сказать, что он христианин и
демократ. Но если американская система не может сделать то, что, по
мнению Рузвельта, она должна делать, а именно, служить общему благу и
обеспечить каждого американца приличным пропитанием, то тогда должно
вмешиваться правительство. Этого требуют здравый смысл и человеческая
порядочность. Глубоко неамериканская правительственная философия Гувера
распространяет только сомнения, безнадежность и страх среди миллионов
людей, которые без денег, власти и социального статуса прозябают у
фундамента социальной пирамиды. Рузвельт же обещал в предвыборной борьбе
"новый курс" и подразумевал под этим понятием из лексикона игроков в
карты, что США стоят перед новым началом.
Тяжесть кризиса и убеждения Рузвельта привели к тому, что
произошел количественный и качественный скачок в значении института
президентов. В более широком масштабе, чем даже при Теодоре Рузвельте и
Вудро Вильсоне, Белый дом стал энергетическим центром всей американской
правительственной системы, источником новых идей, движущей силой
торговли, двигателем социального преобразования и тем самым, по
представлению Рузвельта, воплощением всеобщего блага. Для массы
американского населения федеральное правительство и президент в первый
раз стали узнаваемой составной частью их повседневной жизни, центром их
ожиданий и надежд.
Образование современного американского института президентов
объясняется тем, что Рузвельт последовательно вывел всю страну из
мирового экономического кризиса и из величайшей в истории войны. В
определенном смысле США постоянно воевали эти двенадцать лет, сначала с
экономической нуждой, потом с внешними врагами. Двойное чрезвычайное
положение стало часом исполнительной власти. Примечательно, что при
преодолении экономического бедственного положения метафора "война"
играла первостепенную роль.
"Рузвельт вел дело" до границ возможного, которые американская
конституционная система устанавливает даже сильному президенту. Он был
артист в политике власти. Как ни один президент до него, он вырвал у
Конгресса законодательную инициативу и в этом смысле расширил
законодательную функцию института президентов. Рузвельт побил все
рекорды использования власти вето, в общей сложности он наложил вето 635
раз. Он обхаживал и уговаривал решающих депутатов и сенаторов в личных
разговорах, использовал возможность должностного покровительства и, если
было необходимо, оказывал давление на Конгресс с помощью общественного
мнения. Рузвельт сконцентрировал ожидания общественности на институте
президентов, потому что умел оба средства массовой информации того
времени, прессу и радио, несравненным образом использовать как
инструменты своей политики. Рузвельт был первым президентом средств
информации. Он господствовал в крупных газетных заголовках, не в
последнюю очередь вследствие своей суверенной политики "открытых дверей"
по отношению к работающим в Вашингтоне журналистам. Из года в год
парализованный ниже пояса президент собирал дважды в неделю вокруг
своего письменного стола до 200 журналистов. Они могли задать ему любой
вопрос без предварительной письменной заявки.
Эти конференции были
шедеврами умения обходиться со свободной прессой. По значимости их
сравнивали с часом вопросов и ответов в британской палате общин. Тайна
успеха его непринужденных бесед у камина (fire-side chats) no радио,
которые завоевали миллионную публику, заключалась в том, что этот диалог
с народом не был для Рузвельта манипуляционной уловкой, а касался сути
его понимания демократии.
Смещение центра тяжести политики на исполнительную власть
проявлялось также на кадровом и институционном уровнях. Особенно между
1933 и 1935 годами, а потом снова с 1939 все новые учреждения,
ведомства, комитеты, комиссии вырастали как грибы, находились в
постоянном преобразовании, роспуске и реорганизации, нередко
пересекались и могли довести до отчаяния приверженцев четко
разграниченных компетенции и упорядоченного пути по инстанциям. Во время
пребывания Рузвельта на посту президента удвоился и даже утроился
персонал исполнительных органов: в 1933 году в федеральном правительстве
было занято ровно 600 000 человек, а в 1939 году, перед началом
европейской войны, около 920 000 человек. Когда японцы напали на
Перл-Харбор, число увеличилось до более чем 1,5 миллиона, чтобы потом в
результате войны еще раз резко возрасти. Ни при одном из его
последователей число не опускалось ниже 2 миллионов.
Постоянные новообразования и перекрещивание инстанций принесли
Рузвельту славу плохого администратора. И до известной степени это
правильно, но в этом процессе таился метод. Рузвельт делал ставку на
спонтанность, мощную инициативу, импровизацию, желание
экспериментировать, конкуренцию и соперничество как движущую силу
"нового курса", а позже и военной экономики. Расщепление власти ниже
уровня президента соответствовало технике "разделяй и властвуй", которой
он виртуозно владел.
Он сохранял свою свободу принятия решений и последнюю
ответственность только благодаря тому, что в деловом, кадровом и
институционном отношении оставлял открытыми альтернативы, всегда
использовал, много информационных каналов, никому не предоставлял
монополии на доступ к президенту и принуждал спорящих министров и
советников ко все новым компромиссам. За вполне оправданными жалобами
политиков из окружения Рузвельта на его неортодоксальные и
непредсказуемые обычаи получения информации и принятия решений часто
скрывалось также уязвленное тщеславие.
Преобразование института президентов и усиление вашингтонской
бюрократии были одновременно предпосылкой и следствием
государственно-интервенционистской политики "нового курса", цели, сферы,
и противоречия которой в грубых чертах проявились уже в предвыборной
борьбе. Согласно пониманию Рузвельтом власти как объединения
заинтересованных лиц, политика следовать "диагонали", которая будет
пытаться помочь всем группам и привлечь все сферы экономики. Рузвельт
обещал краткосрочную помощь в кризисе, оздоровление экономики и
долгосрочные реформы, которые должны были сделать невозможным повторение
беспримерной катастрофы. Законодательство "нового курса" отражало эти
цели в различных смесях, нередко пытались одним мероприятием
одновременно осуществить две, а то и три цели.
Рузвельт вступил на национальную сцену 4 марта 1933 года как
исцелитель и покинул ее только после трехкратного переизбрания в 1936,
1940 и 1944 году вместе со своей смертью 12 апреля 1945 года. Даже не
принимая во внимание ставшие знаменитыми 100 первых дней его
президентства, в которые Вашингтон чуть не взорвался от активности и
Конгресс большинство законопроектов одобрил в рекордном темпе,
Рузвельту, несмотря на некоторые неудачи, вопреки растущей оппозиции
слева и справа, почти всегда принадлежала инициатива.
Когда Рузвельт вступил на пост, США находились в небывалом
кризисе. В феврале 1933 года всему банковскому делу грозил крах, и было
несколько случаев голодной смерти в стране, страдающей от избытка
продуктов питания. Одной из областей, куда сразу после вступления на
пост вмешалось правительство Рузвельта, объявив четырехдневные
"банковские каникулы", была система денежного и кредитного обращения
США. Все мероприятия в этой области служили трем целям: радикальная
реформа довольно хаотического банковского дела, надзор и контроль
торговли ценными бумагами и, что особенно важно было на начальной фазе,
создание законных основ для инфляционной политики государства, чтобы
преодолеть дефляцию посредством новой денежной эмиссии.
Наряду с открытием банков Рузвельт, если он хотел вернуть доверие
населения к правительству, должен был срочно приступить к неотложной
социальной проблеме - огромной безработице. Нельзя было ждать, пока
реформа законодательства принесет ожидаемые экономические плоды.
Средствами временного улучшения были прямые выплаты пособий социального
обеспечения союза отдельным штатам и общинам, но прежде всего широкая
государственная программа трудоустройства, которая началась в марте 1933
года как временная вынужденная мера и закончилась, вопреки
первоначальным планам, только с вступлением США во- вторую мировую
войну.
Как бы запутана ни была внешняя картина сменяющих и дополняющих
друг друга программ и организаций, как бы ни соперничали друг с другом
интенсифицирующие капитал и труд проекты, основная идея Рузвельта была
проста: он хотел убрать с улицы тех трудоспособных безработных, которые
не нашли рабочего места в частном хозяйстве, уберечь их от обнищания и
отчаяния и вернуть чувство самоценности посредством уверенности, что они
заработают свое пропитание, сознательно трудясь для общего блага. Если
прибавить к этому членов семьи, то 25-30 миллионов человек получат
пользу от, хотя и скромных, зарплат за государственную работу.
Администрация под руководством доверенного лица Рузвельта Гарри Хопкинса
построила 122 000 общественных зданий, 664 000 миль новых дорог, 77 000
мостов и 285 аэропортов. Работу получили даже учителя, художники и
писатели, чем Рузвельт завоевал формирующую общественное мнение
прослойку для "нового курса".
К самым глубоким вмешательствам государства в рыночную экономику
относятся вспомогательные мероприятия в сельском хозяйстве, которое
бесспорно являлось наиболее пострадавшей отраслью экономики. Опираясь на
срочно изданные Конгрессом законы, правительство Рузвельта предприняло
широкую попытку регулировать производство и цену. Проклятие
перепроизводства подталкивало также к вмешательству в промышленный
сектор. С федеральным законом о восстановлении промышленности
связывалась надежда посредством своего рода кооперативной саморегуляции
под нестрогим надзором и при содействии правительства заменить
"разрушающую конкуренцию" "честной конкуренцией". Правительство,
предприниматели и рабочий класс должны были добровольно сотрудничать,
чтобы стабилизировать производство, цены и зарплаты.
Рабочий класс в этой концентрированной акции впервые в истории США
получил как вознаграждение право свободной, стоящей над предприятием
организации и право вести коллективные переговоры по тарифам. Далее были
согласованы максимальный рабочий день и самые низкие зарплаты,
полностью был запрещен труд детей до 16 лет.
Решающий шаг союза на пути к социальному государству был отмечен
законом о социальном обеспечении 1935 года, который ввел страхование
безработных и пенсию по старости. Но начала социального обеспечения были
чрезвычайно скромными. Почти половина американцев была еще лишена
возможности пользоваться и без того незначительными выплатами. Не было
введено страхование на случай болезни. Законодательство "нового курса",
однако, и сегодня еще определяет двойную структуру
федерально-государственной социальной политики. Оба основных принципа
социального государства, финансированное за счет взносов социальное
страхование и финансируемая из налогов социальная помощь или социальное
обеспечение уходят корнями в 30-е годы.
До сих пор является спорным вопрос, насколько успешен был "новый
курс". Правда, что "новый курс" смог смягчить, но не устранить
безработицу и нужду, а социально-политические законы не пошли дальше
скромных начал. Только война принесла полную занятость и побивающее все
рекорды производство. Неорганизованные группы населения и социально
деклассированные меньшинства, а также черные, остались на краю "нового
курса", неодинаковая структура возможностей и дохода изменилась
незначительно, монополии и концерны потеряли во влиянии, но не в
размере. Никто не знал границ "нового курса* лучше, чем сам Рузвельт,
ведь он на свой второй срок провозгласил борьбу против нищеты низшей
трети нации. То, чего он не достиг, зависело не от него, а от
непреодолимых барьеров, которые политико-экономическая система США
ставила даже перед сильными президентами. Его оба тяжелых
внутриполитических поражения, попытка реорганизации Верховного суда,
который оказывал сопротивление централизующим тенденциям "нового курса",
и исключение консервативной оппозиции в собственной партии после
выдающейся победы на выборах 1936 года являются яркими тому примерами.
Обе попытки, которые, по мнению Рузвельта, должны были обеспечить и
продвинуть вперед "новый курс", не удались, потому что он переоценил
возможности и власть президента.
Решающим было то, что Рузвельт дал новую надежду упавшей духом,
неуверенной в себе и не имеющей направления нации. Единственное, чего
должна была бояться нация, как он провозгласил при введении в должность,
так это самого страха.
Взаимозависимость, понимаемая как взаимная зависимость всех слоев
американского народа, была центральным понятием внутриполитического
мышления, взаимозависимость, понимаемая как взаимная зависимость всех
государств мира, была центральным понятием внешнеполитического мышления
Рузвельта. США не должны изолировать себя от остального мира, потому что
будущая безопасность и общее благо страны неразрывно связаны с судьбой
Европы и Азии. Правда, чтобы быть избранным и не потерять
внутриполитическую поддержку для "нового курсам, Рузвельт был вынужден в
30-е годы пойти на уступки преобладающему изоляционистскому настроению в
США, которое при любых обстоятельствах хотело уберечь Америку от новой
войны в Европе и Азии. Но ограничение изоляции национальными интересами в
Западном полушарии и половиной Тихого океана он не разделял никогда.
Его интернационалистическое миропонимание привело его в силу
экспансивной внешней политики Германии, Италии и Японии в 1941 году к
дилемме, от которой он освободился только благодаря нападению японцев на
Перл-Харбор и объявлению Гитлером войны США.
В 30-е года в США росло опасение, что, возможно, предполагаемый
"троянский конь" НСРПГ в США, "Союз друзей новой Германии", будет
угрожать внутренней безопасности США. Одновременно росло опасение, что
внешняя политика "Третьего рейха" представляет угрозу для мира на земле.
Это двойное опасение привело не к превентивной интервенционистской
политике в Европе, а, напротив, к усилению изоляционистского настроения
американского народа ввиду этих сигналов опасности еще решительнее
изолироваться от Европы. Традиционные внешнеполитические рецепты,
предполагаемые выводы из неудавшегося "крестового похода" 1917-18 годов и
узкое понимание национальных интересов США были важнейшими
детерминантами американской внешней политики до начала европейской войны
в 1939 году. То, чего Гитлер в 1940 году напрасно пытался добиться
Пактом трех держав, нападением на Советский Союз в 1941 году и
союзничеством с Японией, а именно, держать Америку подальше от Европы и
отпугнуть назад в Западное полушарие, американский Конгресс сделал сам,
издав закон о нейтралитете. Международно-политическая ситуация стала
развиваться в обратном направлении. В то время, как в Европе и Азии
возрастали агрессия и экспансия, Конгресс законами о нейтралитете от
1935 и 1937 годов пополнял реестр внешнеполитических мероприятий,
запрещенных для правительства Рузвельта на период войны и кризиса. На
уровне официальной внешней политики, поддерживаемой Конгрессом,
законодательством и общественным мнением, Рузвельт был в начале
европейской войны в 1939 году невооруженным пророком, бесконечно малой
величиной, и как к таковому к нему соответственно относился Гитлер.
Рузвельт слишком хорошо знал, что завоюет себе свободу действий и
возможность действия в мировой политике в той степени, насколько ему
удастся изменить "ощущение угрозы", представления американского народа о
потенциале угрозы национал-социалистической Германии и для Соединенных
Штатов. Он должен был объяснить и продемонстрировать американскому
народу, что ограничение национальных интересов Западным полушарием,
изоляция себя в крепости "Америка" и предоставление событий в Евразии их
собственному течению является для США опасной иллюзией. Готовность -
промышленная, экономическая и психологическая подготовка к возможной
войне - была до 1941 года превалирующей целью его внешней политики. В
этом смысле внешняя политика в значительной степени была и внутренней.
Методически и в институционном смысле Рузвельт действовал
чрезвычайно искусно. Чтобы не попасть под подозрение в распространении
своего мировоззрения с помощью правительственной пропаганды, что только
усилило бы обвинение ненавистников Рузвельта в желании сделать себя
"диктатором Америки", он сделал ставку, как и в годы "нового курса", на
неформальную, однако чрезвычайно эффективную стратегию. В Белом доме, в
многочисленных министерствах и учреждениях были созданы так называемые
"информационные отделы", которые якобы имели лишь одну цель -
информировать американский народ о международном положении. После случая
с Францией в 1940 году с правительством скооперировались Голливуд,
большое количество студий документальных фильмов и хроник, радиостанции,
газеты и журналы, чтобы заставить изоляционистов и
нон-интервенционистов перейти к обороне. В этой воспитательной кампании
Рузвельт разработал свое интернационалистическое видение мира, основные
взгляды на будущую роль США в мире. И на этом фундаментальном уровне
Рузвельт был чрезвычайно постоянен, он не был ни утешителем, ни
жонглером, ни оппортунистом, ни аферистом, который, обещая не вступать в
войну, лишь затягивал в нее США, - все это было только на тактическом
уровне. Во внутриполитическом конфликте с изоляционистами он развернул
диалектику глобализма США в его обоих компонентах: предостережение от
мирового господства врага и глобальное определение национальных
интересов США, а именно, в отношении содержания и радиуса действия
национального интереса.
Он разделял точку зрения Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и
морского стратега Альфреда Тайера Мэхена, что равновесие сил на
Европейском континенте является жизненным интересом для США. Вместе с
Вудро Вильсоном он верил в идеал "такого мира", в котором
самоопределение нации и принципы коллективной безопасности должны
гарантировать мир. Со своим министром иностранных дел Корделлом Халлом
он разделял убеждения, что только свободная мировая экономика может
производить товары и услуги, которые необходимы, чтобы надолго сохранять
мир во всем мире. Гитлер и "Третий рейх" явно угрожали всему
одновременно: равновесию сил в Европе, миру во всем мире и свободной
мировой экономике. Поэтому Рузвельт сформировал свои предостережения,
свой глобализм как тройное предупреждение будущего.
С каждым военным успехом агрессоров в Европе и в Азии, по мнению
президента и его сторонников, приближалось будущее, осуществление
которого означало бы катастрофу для американской экономики: победа
Гитлера и Муссолини в Европе, Японии на Дальнем Востоке принудят оба
региона к системе почти независимого от импорта, планового хозяйства,
что означало бы конец либерального, неделимого мирового рынка и
серьезную угрозу американской экономической и социальной системе. Если
США и их союзники потеряют контроль над мировым океаном, по Рузвельту,
то он может быть использован державами "оси" для нападения на Западное
полушарие. Но контроль морей не может осуществляться только флотом США,
он возможен лишь в том случае, если в Европе и Азии не будут
господствовать державы "оси" и можно будет располагать судостроительными
мощностями двух континентов. Францию, Британскую империю и Китай, а с
середины 1941 года и Советский Союз нужно поддерживать, потому что они
косвенно защищают и США.
К тому же приближающаяся война имела для Рузвельта еще до
массового уничтожения моральный масштаб. Она была для него крестовым
походом на защиту свободы от агрессоров и диктаторов. Почти навязчиво
повторяя, Рузвельт постоянно объяснял: право народов на свободное
самоопределение и долг государств подчиняться в международной политике
принципам международного права неразделимы. Насилие и агрессия как
средство изменения status quo являются незаконными. Еще до 1941 года он
толковал войну как эпохальную борьбу за будущий образ мира между
агрессорами и мирными нациями, между либеральной демократией и
варварством, между гражданами и преступниками, между добром и злом. Для
Рузвельта не могло быть никакого мира с агрессорами. Самой худшей
возможностью, с его точки зрения, был ^супер-Мюнхен" в Европе и Азии,
который развязал бы руки Гитлеру для его расовой империи в Европе, а
японцам для их империи в Восточной Азии. В то время как он с учетом
общественного мнения и Конгресса до осени 1941 года придерживался
фикции, что меры помощи, оказываемые США своим союзникам, должны уберечь
саму страну от войны, Рузвельт еще до Перл-Харбора знал, что США должны
вступить в нее. Однако утверждение, что он был заранее информирован о
нападении японцев на тихоокеанский флот и сознательно не предпринял
никаких мер, относится к области легенд.
С вступлением США в войну перед 61-летним Рузвельтом встали
задачи, которые подтачивали его силы так, что с 1944 года каждому было
видно физическое разрушение. К тому же относились еще переход на военную
экономику, военные и союзно-политические проблемы "большой коалиции"
против держав "осы" и Японии, новая дипломатия конференций в войне,
самоотверженно выполняемая Рузвельтом роль главнокомандующего всеми
американскими вооруженными силами, с 1943 года проблемы отношений с
вражескими государствами после ожидаемой победы, которые он долго
пытался откладывать и, наконец, большой вопрос, как после этой второй
мировой войны создать длительный мирный порядок. Все эти задачи Рузвельт
вынужден был решать, постоянно оправдываясь перед обществом, которое
президенту не предоставило свободу действий даже в войне, но при этом
оставило существовать институты критики. Общественное мнение. Конгресс,
партийно-политические противоречия между демократами и республиканцами,
наконец, выборы президента 1944 года остались и во время войны
факторами, которые Рузвельт должен был учитывать в слове и деле. В этом
отношении он был зависимее, чем Уинстон Черчилль, не говоря уже о
Сталине и Гитлере.
Наряду с многообразием проблем проявлялись еще их глобальные
масштабы. Во время войны с большей силой действовало то, что Рузвельт
сформировал еще в 1941 году: задачи американской внешней политики так
огромны и переплетены друг с другом, что каждая попытка только
представить их принуждает его думать о двух континентах и семи морях. В
мировой войне Соединенные Штаты, как и предсказывал Рузвельт, стали
"арсеналом демократии". В 1943 и 1944 годах страна производила 40% всех
военных товаров мира. Как главные враги Германия, Япония и Италия, так и
главные союзники Англия и Британская империя, Советский Союз и Китай
вынуждали Рузвельта мыслить глобальными масштабами. Важнейшие решения в
Европе принимались с учетом Азии, и наоборот. Гитлеровская Германия была
главным врагом номер один, однако, начиная с наметившегося поражения,
играла менее значительную роль в планах президента на будущее.
За два дня до Перл-Харбора Рузвельт закончил беседу у камина
полной надежд фразой: "Мы выиграем войну, и мы выиграем мир". Но во
время войны для него вторая цель подчинялась первой. Внешняя политика
Рузвельта в войне являлась, в первую очередь, политикой для ее успешного
завершения. Высшая военная и политическая цели были идентичны, а именно
- уничтожение врага, хотя президент очень серьезно относился к
принципам для будущего мира, которые он провозгласил еще в январе 1940
года в обращении к Конгрессу и уточнил в августе 1941 года на встрече с
английским премьер-министром Уинстоном Черчиллем у побережья
Ньюфаундленда в Атлантической хартии. Из этого для Рузвельта следовали
как основные принципы действий - обязать своих партнеров по союзу перед
общественностью к исполнению этих общих принципов и воспрепятствовать
тому, чтобы возможные политические конфликты по конкретным вопросам
послевоенного порядка, как, например, о границах и репарациях, не
взорвали большую англосаксонскую-советско-китайскую коалицию. В случае
конфликта следовало сослаться на эти общие принципы, заключить
компромиссы или отложить спорные решения до победы.
Политике Рузвельта по отношению к Советскому Союзу, часто
критикуемой после 1945 года, не было альтернативы. Ему нужен был
Советский Союз, потому что Рузвельт должен был вести и выиграть
американскую войну, т. е. с беспримерным применением техники и
относительно незначительными жертвами. США нужны были русские солдаты,
чтобы победить немецкие и японские войска. За каждого американца,
погибшего в войне, умерло 15 немцев, 53 русских. Уже в 1942 году
Рузвельт знал, "что русская армия убьет больше людей держав "оси" и
уничтожит больше военной техники, чем все 25 объединенных наций вместе".
Из этого вытекал неизбежный вывод, что мощь и влияние Советского Союза
после совместной победы будет несравнимо больше, чем в 1939 году. Никто
не мог помешать тому, чтобы победа во второй мировой войне сделала из
Советского Союза евроазиатскую мировую державу, и, как следствие, после
самой убийственной войны в истории мир будет зависеть от сотрудничества с
Советским Союзом. От этой логики власти нельзя было уйти, что Рузвельт и
Черчилль понимали со всей ясностью. Но в начале этой причинной цепочки
стоял Гитлер.
Иллюзия Рузвельта заключалась в вере в то, что при всех признаниях
потребностей Советского Союза в безопасности можно достичь
сотрудничества с Атлантической хартией на американских условиях. Он не
понимал, что имперско-гегемонистская потребность Советского Союза в
безопасности не шла в Восточной и Южной Европе так далеко, чтобы
посягать на международно-правовую независимость этих государств и
присоединить их к союзу государств СССР, что она была с самого начала
нацелена на то, чтобы сломить самостоятельную волю этих государств
посредством трансформации в "антифашистские демократии нового типа", в
"народные демократии", которые, по советскому мнению, представляли собой
промежуточную ступень на пути к диктатуре пролетариата.
Источники не дают ответа на вопрос, продолжал ли скептически
настроенный Рузвельт в последние месяцы перед своей смертью надеяться,
вопреки всем ожиданиям, или он, учитывая общественное мнение своей
страны после конференции в Ялте (4-11 февраля 1945 года), только делал
вид, что верит в общность целей союзников, чтобы не подвергнуть угрозе
вступление США в Объединенные Нации.
Объективно, однако, сразу же после его смерти, наступившей
вследствие кровоизлияния в мозг 12 апреля 1945 года, распалось все, что
Рузвельт хотел одновременно осуществить: политическое сотрудничество с
Советским Союзом 'и американское видение лучшего мира. Он также не мог
совместить реалистичные и идеалистические компоненты американской
внешней политики, власть и воображение. Можно было бы говорить о
трагизме, если бы эти категории глубоко не противоречили непоколебимому
оптимизму и здоровой вере Рузвельта в прогресс Нового мира.
Биография " Франклин Делано Рузвельт/Franklin Delano Roosevelt " Рузвельт является
самым выдающимся, мощным и результативным политиком США в XX веке. Он
был президентом военного времени. Самый тяжелый экономический кризис с
начала промышленной революции и до сегодняшних дней, самая крупная война
мировой истории дали ему двойной шанс для исторического величия.